— Ты о чем? Что значит, не главное? Он же будет лезть ко мне со своими поцелуями каждый день?
— И не только, — томно на выдохе сообщает сестра. — Мама тебе еще не говорила, но я знаю, чем занимаются мужчина и женщина после свадьбы.
— И чем же? — можно подумать, она скажет мне что-то новое, кроме того, что мужчина будет вершить государственные дела, а женщина послушно таскаться за ним следом, заглядывая ему в рот и соглашаясь с каждым его «мудрым» решением. Скукотища.
Мирэ склоняется к моему уху, и говорит такие гадости, что волосы у меня на затылке начинают шевелиться, словно черви в илистом дне. Нет, я знала, что супруги должны спать в одной постели для продолжения рода, но что б такое…
— Это не может быть правдой. Люди не могут заниматься этим, как кошки и собаки! — меня просто трусит от возмущения.
— Почему сразу как собаки? — щеки сестры становятся пунцовыми. — Я видела в конюшне, как конюх лежал на служанке сверху, между ее ног. Эя, они были голые! Совершенно голые. И они так кричали, как коты по весне. Похоже, им нравилось то, что они делали. Вот я и говорю, что тебе повезло. Твой муж не стар, не урод, у него красивое тело, с таким не противно будет заниматься этим.
— О, боги, меня сейчас вырвет, — я жадно хватаю ртом воздух, но отчего-то не могу надышаться.
— О чем так серьезно болтают мои милые девочки? — голос отца заставляет меня вздрогнуть, и я цепляюсь за него, как за спасительную нить.
— Па, — я смотрю в его красивые светло-серые глаза и вижу отражение нежной и трепетной любви к своей дочери. — Это так обязательно выходить замуж за этого самовлюбленного хлыща.
— Мне казалось, он тебе понравился, — озадаченно произносит отец.
Я вздыхаю и опускаю глаза. — Не хотела тебя огорчать.
Папа притягивает меня к себе, ласково обнимая и целуя в макушку. — Я понимаю, моя девочка, что тебе больше по нраву носиться, как сарне, по лесу, но к тому времени, когда придет срок исполнить брачные обеты, ты подрастешь, и по другому будешь смотреть на суть вещей. Этот союз нужен Нарии. Другого способа войти в Альянс и получить защиту у нас нет.
— Пап, почему ты считаешь, что нам может грозить опасность вторжения? В нашем мире нет магии, мы не представляем угрозы для демонов серебряных песков. Ты и я — последние сумеречные, о которых никто, кроме Тайрона не знает даже в Альянсе. И если тебя можно опасаться как непобедимого воина, то я даже меч в руках удержать не смогу.
— Это правда — наш мир не представляет ценности для песчаных демонов, дочка, но это пока… Никто не знает, что взбредет оддегирам в голову завтра. Двадцать айронов назад я бы, не задумываясь, позволил тебе оставаться свободной, сколько пожелаешь, и найти себе пару по душе, но все изменилось. Расстановка сил изменилась с появлением беспощадных воинов пустыни. Никто не знает, откуда у них взялось столько силы, и как они научились пересекать пространство, но они нанизывают покоренные миры, как трофеи на свои танторы, и если выбирать между рабством и союзом с правителем Арзарии, я выберу жизнь и свободу дочка.
Я обреченно опустила голову. Ну, конечно… свобода народа Нарии ценой моего добровольного рабства. Глупое слово — долг, глупое и бездушное, и я всего лишь маленькое звено в его слаженном, безжалостном механизме.
Мне казалось, что три айрона это так много, что время движется медленно, как старое колесо в телеге, скрипя и буксуя на скользких подъемах и выступах. Но я вероятно действительно была глупа и наивна, потому что теперь знаю — время льется как вода сквозь пальцы, ни на секунду не замедляя свой бег. Время — бесстрастный наблюдатель наших жалких потуг и иллюзорных надежд. Время наш извечный палач, безразлично взирающий, как мы день за днем сыплем песчинки своих жизней на его суровую плаху. Время позволяет нам лишь на миг застыть яркой звездой в его бесконечности, а затем сметает беспощадной рукой, не оставив и призрачного следа…
Три айрона пролетели как один миг. Я выросла, это правда… время сбросило с моих глаз розовую пелену и детский налет наивности, и теперь, со смирением и достоинством я принимаю свою судьбу. Разве что иногда, когда никто не видит, позволяю себе упиваться собственной жалостью, мечтая о том, чему уже никогда не сбыться. До свадьбы с правителем Арзарии осталось всего двадцать лун. Весь обозначенный нам до бракосочетания срок, он прибывал на Нарию каждые три дегона, настолько примелькавшись мне, что я даже привыкла видеть его рядом и ловить на себе его странный зависающий взгляд.
Тайрон и правда красивый мужчина, сейчас я это понимаю. Вижу, как смотрят на него другие женщины, но, боги, наверное, я какая-то неправильная, потому что с каждым разом его прикосновения, как и он сам, вызывают у меня все больше злости и раздражения. Сегодня моя очередь посетить мир Арзаров, я была здесь уже дважды, и будущий супруг всегда вел себя неизменно любезно и подчеркнуто учтиво, не позволяя вспоминать о его непристойном поведении в нашу первую встречу. Но я не забыла… Отчего-то, когда поворачиваюсь к нему спиной, у меня возникает стойкое ощущение, что в этот момент в его взгляде нет вежливого налета галантности, в этот момент он смотрит на меня, словно голодный лур, готовый сожрать всю целиком.
Вот и сейчас — он улыбается и предлагает прогуляться по саду, а у меня такое чувство, что за его улыбкой прячется хищный оскал.
— Я приготовил для тебя сюрприз Эя Лорелин Аурелия, — ненавижу когда он меня так называет, хочется топнуть с досады ногой, но вместо этого благочинно склоняю голову и протягиваю ему руку.