Меч в сильной руке стал менять цвет, наливаться красным, рдеть жаром, будто его опустили в тлеющее горнило. Острие полыхнуло слепящим белым и резануло воздух, распоров пространство. Узкая полоса света устремилась вдаль, так, будто кто-то услужливо бросил к ногам этого неустрашимого воина ковровую дорожку. Он резал своим оружием двери в пространстве, прокладывая в нем путь без особого труда и усилия.
Кем был этот странный, могучий мужчина?
У меня не было ответа на этот вопрос, но внезапное понимание того, что он не оддегир, пришло так явственно, словно кто-то незримый подошел и тихо шепнул мне эту тайну на ухо. А еще на меня вдруг снизошло озарение, что кем бы этот мужчина ни был, но он сейчас покинет этот мир, наполненный жуткими кровожадными тварями, а я останусь. И это было, как гром среди ясного неба. Что я здесь буду делать? У меня нет ни его силы, ни его ловкости, ни его меча. Как долго я смогу не выходить из сумрака, прежде чем он начнет затягивать меня? Где я здесь буду жить? Да меня сожрут, как только он закроет за собой проход. Только страхом смерти и инстинктом самосохранения я могу объяснить себе, зачем я шагнула за оддегиром следом.
Свет ударил мне по глазам, а затем сумрак стал сворачиваться вокруг меня смертельной удавкой. Что-то пошло не так… Линии подпространства искривились, завиваясь в спираль, стали выкручивать мое тело, как прачка постиранное белье. На пределе собственных сил я вывернулась из коловорота, и, разомкнув сумрак, провалилась в бездну. Падение было стремительным и болезненным. Все внутренности завязались в крепкий узел, а потом, ухнув где-то в районе горла, ударились оземь, да так, что у меня искры из глаз посыпались. Я совершила ужаснейшую ошибку: подстегиваемая страхом, я забыла прописную истину, что линии пространства и подпространства, накладываясь друг на друга, искривляют магический фон. Я могла погибнуть, раздавленная точкой излома, и это чудо, что мне удалось выскользнуть из пространственной спирали. Руки и ноги мелко трусило от напряжения и боли. Легкие горели огнем. Не хватало воздуха, и во рту скребло так, словно туда насыпали битых стекол. Все плыло и кружилось перед глазами. Мне с трудом удалось встать на колени и проползти пару шагов, прежде чем черная пелена мрака окончательно затянула в свой коварный капкан. Последнее, что я видела, падая в топкие объятия забытья — качающиеся высоко над моей головой темно синие листья деревьев и слепящие лучи ярко-желтого солнца, льющиеся сквозь рваные прорехи в кронах.
Сказать, что я был зол, когда вышел из пути на белые пески Оддегиры, значит ничего не сказать. Зараза… Она снова удрала от меня! Хитрая паршивка воспользовалась тем, что проклятые траккады сползлись на наш запах, и пока я рубил их мерзкие рожи, она бесшумно слиняла, даже не поблагодарив, что спас ей жизнь! Какого драгга она делала в этом кишащем отбросами и ядовитыми тварями мире? Она выглядела странно — как дикарка, собирающая орехи, в рваных белых лохмотьях, с гривой золотых волос, солнечным ореолом окружавших ее восхитительное лицо. И даже такая, похожая на лесной дух, она была настолько красивой, что у меня снесло башку, как только увидел ее.
Руки зудели от желания прикоснуться к бархатистой нежности ее кожи. Еле сдержался, чтобы не схватить ее и не прижаться носом к ее гибкой шее, как голодная собака, учуявшая мясо. Она смотрела на меня снизу-вверх своими распахнутыми синими глазами-звездами, маленькая испуганная девочка, выворачивающая мою душу наизнанку. Теперь я знаю, что она не плод моего больного мозга. Теплую и живую, ее до сих пор помнят мои ладони. Нужно было привязать ее, накинуть силовой аркан, чтобы не могла дернуться, пошевелить пальцем, пока я убивал ползучих монстров. Поймаю — запру в самой высокой башне… посажу на цепь хрра… надену сотни сдерживающих браслетов. Буду целовать до тех пор, пока на ее теле не останется живого места, не помеченного мной.
Мысли рисовали мне яркие картины: открытая и нагая, она лежала подо мной, с рассыпавшимися по одру волосами, с влажными, зовущими губами и я замер, переводя сбившееся дыхание, унимая разливающийся в паху ноющий жар. Какого…?! Не понимаю что со мной, это бесит на столько, что хочется найти первого попавшегося под мою горячую руку и вколачивать в его лицо кулак, пока он не начнет захлебываться слюной и кровью.
— Ярл, — окрик Анрана заставляет остановиться, с досадой вздохнуть, поворачиваясь к старейшине.
— Светлых дней, мудрейший, — натянув вежливую улыбку, смотрю в мутно-белые глаза хранителя кварда.
— Я хотел поговорить с тобой, повелитель, — старик кладет свою иссушенную, как желтый пергамент, ладонь на мою руку, осторожно сжимая ее тонкими пальцами.
— Говори, мудрейший. Ты же знаешь, мое сердце всегда открыто для твоих советов.
Хитрец наклоняет голову и его морщинистое лицо трескается каменной крошкой в расползающейся улыбке.
— Не здесь, мой мальчик. Ты ведь слышал, и у песка есть уши, а ветер часто уносит ненужные слова за самые дальние барханы пустыни.
Анран спокоен и расслаблен, но старик никогда не стал бы меня тревожить по пустякам. За его лукавой усмешкой прячется мудрость веков этого выжженного солнцем мира.
— Почту за честь, если ты будешь сегодня гостем в моем доме. Стены моего дворца защищены песчаными духами. Нас никто не услышит. К тому же у меня залежалась бутылка старинного ллайра. Не было достойной компании, чтобы оценить его изысканный и тонкий вкус.
Анран довольно жмурится, вдыхая носом знойный воздух. Я помню о его маленькой слабости к старинным напиткам.