Однажды, бегая по лесу, Эура увидела, как маленький птенец синекрылки вывалился из гнезда и упал в глубокий, темный овраг. Добрая девушка, видя, что мать птенца отчаянно мечется и кричит, решила ей помочь. Крепко обвязав себя вокруг талии длинной лианой, она спустилась на самое дно. Овраг был узким, глубоким, туда никогда не проникал солнечный свет. Эта территория была подвластна только мраку. Мрак увидел прекрасную Эуру, и в его темной душе вспыхнула жаркая огненная искра. Черной страстью воспылал он к нежной лесной деве. Окутав ее беспросветной тьмой, мрак утащил ее в свое подземелье, сделав своей женой. А солнечный свет в безутешной тоске каждый день бился лучами о землю, искал свою любимую, звал ее, тянул к ней свои теплые руки.
Без любимого озера, леса, цветов, ласкового шепота ветра и солнечного света, Эура стала медленно угасать. С каждым днем ей становилось все хуже и хуже, и сколько непроглядный мрак ни сжимал ее в своих темных объятьях, в один ужасный миг она умерла у него на руках. Мрак выл, рвался черными клочьями, стелился липким туманом, но ничего уже не мог изменить. Исполнив последнюю просьбу Эуры, он похоронил ее на высокой скале поближе к солнцу. Каждую ночь мрак приходил на ее могилу, окропляя черный гранит влажной росой своих слез, а едва наступало утро, солнечный свет осыпался на камни золотым дождем, согревая последнее пристанище любимой своим бесконечным теплом.
Шло время, и однажды сквозь безжизненную каменную кладку, пробился тонкий зеленый росток. Окропленный ночью живительной влагой и обласканный днем солнечными лучами, он рос стремительно быстро, вскоре распустив бархатистые листья и выбросив длинный бутон. На рассвете, когда мгла еще не рассеялась, а солнце не успело полностью утопить скалы в своих объятьях, расцвел белоснежный цветок — хрупкий и нежный, как сама Эура. Его шелковые лепестки напоминали прекрасные волосы лесной девы, а из глубины бледной сердцевинки проступили черные и золотые точки, словно слезы мрака и солнечного света. С тех пор этот цветок и прозвали эурезией. Он всегда расцветает на скалах на рассвете, на границе тени и света, позволяя им обоим полюбоваться на свое чудесное возрождение.
Эя замолчала, с нежной улыбкой на устах поглаживая притихшего Аххарра. В этот миг, окруженная золотыми духами, со скрутившимся у ее ног гекконом, она сама была похожа на диковинный цветок, проросший сквозь камни священной пещеры.
Мне вдруг стало страшно. Кто я для моей нежной тэйры — мрак или свет? Что, если я убиваю ее? День за днем душу в своих темных объятьях, лишая воздуха и солнца?
Каменная щебенка хрустнула под моей ногой, и синеглазка повернулась на звук. Синева ее бездонных глаз окатила меня вселенской грустью, как ведром ледяной воды. Духи растворились в воздухе, а геккон лениво приподнял голову, чтобы через секунду снова уложить ее Эе на колени.
— Красивая сказка, — протянув руку погладил ее поблескивающие в полумраке волосы. — А я всегда гадал, почему этот цветок растет на скалах, — она опустила голову, рассеяно почесывая Аххарра. — Скоро закат. Нам нужно будет выйти на поверхность.
— Зачем? — тихо и обреченно произнесла синеглазка. — Опять будешь кого-то убивать?
— Нет, ма эя. Я просто хочу тебя защитить.
— От кого? — горько усмехнулась она.
— От мести правителя Арзарии, — Эя нахмурилась, непонимающе подняв на меня глаза. — Эктраль завершает заданный путь. Еще три витка, и она выбросит нас к вратам миров. Три последние точки — это Эугеда, Зэгра и Арзария.
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю, я знаю. Потому что три этих мира отец создал первыми. Значит, в обратной последовательности они будут последними. На Эугеде засады не будет. Я уверен. А на Зэгре и Арзарии за Озерами Жизни следят и днем, и ночью. Я не знаю, в какой из миров нас выбросит первым, поэтому и взял войско для прикрытия.
Тяжело вздохнув, Эя, снова уставилась безжизненным взглядом в воды озера. — Что это было? — указала она кивком на свет от эсфиры идущий со дна водоема.
— Я тебе рассказывал. Это эсфира — ключ к вратам.
— Ты же говорил, что наша с тобой кровь — ключ и с ее помощью ты создашь эсфиру, — я улыбнулся. Я думал, что синеглазка меня не слушала совершенно, а оказалось, что она запомнила каждое мое слово. Умная девочка.
— Все правильно, когда эктраль вынесет нас к Тэону, я наполню эсфиру нашей кровью, и только тогда сработает отпирающий код.
— Как она здесь оказалась? — любопытство пересилило затаенную на меня обиду, и теперь, сменив гнев на милость, Эя нетерпеливо задавала вопросы, с не меньшим интересом ожидая моих ответов.
— Когда отец выбрасывал меня в пустыню Оддегиры, он вложил в мои руки пустую табличку — пиллобус. На Тэоне при нанесении на нее соответствующих формул она приобретает различную форму, и служит для разных целей. Зависит от того, что ты пытаешься создать. В песках меня нашел Аххарр. На тот момент я почти обессилел от жажды. Змей, притащив меня к пещерам, практически спас от медленной смерти. Добравшись до живительной влаги, я влез в озеро, окунувшись в него с головой, и вот тогда, под толщей воды, увидел проступившие на пиллобусе светящиеся знаки. Я не сразу понял, что это, но табличку спрятал на дне, а геккона оставил ее охранять. Несколько дней спустя я вспомнил, что такими символами отец обозначал координаты предмета в пространстве. Знаки на пиллобусе были координатами Оддегиры в пространстве спектра Ррайд. Отец оставил мне подсказку.
Впоследствии, после того, как эктраль выбрасывала меня в новый мир, я наносил на пиллобус новые координаты. Так и появилась эсфира.