Свет утренней звезды - Страница 52

Мне показалось, что комната внезапно начала кружиться вокруг меня с бешеной скоростью. Это было подло, убрать с моей руки клеймо, но посадить на цепь, как собаку. Этот человек метил меня собой, лишая всякой надежды и возможности избавиться от него. Кровь ударила мне в голову и залила глаза пеленой ярости. Меня начало распирать от ползущей откуда-то изнутри волны гнева и отчаянной злости. Толкнув его со всей силой, на которую только была способна, я крикнула.

— Кольцо на палец, браслет на ногу, поводок на шею, что еще на меня повесишь Харр? Может, еще и на лбу у меня напишешь «моя собственность, не трогать»?

У оддегира округлились глаза, и теперь он подчеркнуто удивленно смотрел на меня, по-прежнему не выпуская из рук.

— Что следующее? — меня несло, и останавливаться я не собиралась. Злость перекрывала страх, который я испытывала перед этим человеком, хотелось ударить его, унизить, сделать так больно, как он только что сделал мне. — Давай, не стесняйся, Харр… я же твоя вещь. А с ней можно делать все, что угодно, не спрашивая, нравиться это ей, или нет. Порвать, растоптать, выкинуть, когда надоест. Ты выкинешь меня, когда наиграешься, или прикажешь казнить, как Тахар? А может, подаришь кому-нибудь? Ненужные вещи ведь иногда дарят? Знаешь, когда выкинуть жалко, а держать при себе скучно и обременительно…

— Заткнись, — внезапно прошипел оддегир, и я с изумлением заметила, что его бронзовое от загара лицо побледнело, губы сжались в одну линию, а на скулах проступили желваки.

— Что так? — обрадовалась я. — Не нравится правда, повелитель? А ты ударь меня. Я же вещь… меня можно… Или жалко портить, пока не попользовался? Так ты не стесняйся, начинай.

— Прекрати, слышишь? — Ярл тряхнул меня за плечи, так сильно, что я прикусила зубами язык, и от боли слезы покатились из глаз. Он сжал мое лицо в руках, не давая пошевелится, а потом осторожно стал снимать губами соленые капли на моих ресницах. От этого стало еще хуже, слезы хлынули сплошным потоком, омывая мою истерзанную душу, выплескивая наружу всю боль, что накопилась у меня внутри.

— Не трогай меня, — я отталкивала его руками, но у меня ничего не получалось, зажатая в его каменные тиски я теряла силы. А он, не переставая, целовал мое лицо, тихо повторяя:

— Успокойся, ма эя, тише, — он поднялся, прижав к себе крепко-крепко, так, что вздохнуть не получалось, и понес в спальню. От вида кровати, меня начало трясти. Я ударила его. Не знаю, куда. Просто царапалась и брыкалась, как сумасшедшая.

— Не трогай меня, — кричала я. — Животное. Отстань от меня. Я не хочу.

— Аэр, — рявкнул Харр, бросив меня на постель. Дух вылез из стены, на секунду зависнув, уставившись на рыдающую меня. — Принеси успокоительное, — хмуро бросил он, потом, окинув меня долгим взглядом, позвал другого золотомордого. — Сиэм, позови слуг. Моей жене нужна теплая ванна и чистая одежда.

Вирры появились через секунду — такое впечатление, что они все это время стояли за стенкой, подслушивая. Но меня их присутствие мало смущало, я продолжала плакать, выплескивая на высокородного супруга весь свой гнев и ярость.

— Мне не нужны ни твои слуги, ни твоя одежда, ни твои кольца и браслеты, — уцепившись рукой за безымянный палец, стала дергать кольцо, что он на меня надел. Хотела бросить ему в лицо. Ободок тускло засветился, а потом врос в мою кожу намертво, превратившись в такие же синие завитки, как те, что украшали теперь, мое запястье. Это стало последней каплей. Подняв голову, я посмотрела в глаза Ярла и тихо отчеканила:

— Ненавижу тебя. Не-на-ви-жу.

— Все вон, — заорал Харр, яростно надвигаясь на меня. Подойдя вплотную, уселся на кровать, схватив меня и зажав между своих ног. Мне уже было все равно, что он со мной сделает: над моей душой он уже надругался, так пусть заберет себе и тело. Закрыв глаза, я стиснула зубы, сжала кулаки, приготовившись к худшему. Но он вдруг сдавил мне щеки с двух сторон, заставляя рот открыться, а затем я почувствовала, как туда полилось что-то теплое и горькое. Поперхнувшись, мгновенно открыла глаза, столкнувшись с тревожным и мрачным взглядом Ярла.

— Сиэм, — позвал он еще одного духа. — Принеси ей что-нибудь из одежды, — морду перекосило, вероятно, от предстоящей перспективы рыться в женском белье. — Мое принеси, — устало выдохнул Харр, и когда дух испарился, стал стягивать с меня рубаху. Не знаю, что он в меня влил, но реакция у меня стала давать сбои. Я вяло отбивалась от него, чувствуя, что тело тяжелеет, а язык еле ворочается во рту.

— Сс-скотина, — еле выговорила я, когда осталась без одежды. — Ддавай еще и изнасилуй меня. Вещь ведь не сопротивляется…

Все поплыло перед глазами, как в тумане, и последнее, что врезалось в память — это противный зубовный скрежет Харра и его перекошенное лицо.

Я проснулась одна, когда солнце уже высоко поднялось над столицей оддегиров. Его красные лучи сквозь щели в шторах мягко скользили по белым плитам пола, окрашивая их нежно-розовым.

Пустая комната. Пустая постель. Харр ушел.

Облегченно вздохнув, уставилась в потолок, разглядывая удивительно красивую фреску: по лазорево-голубому небу скользили огромные белоснежные корабли, расправив прозрачные паруса-крылья, они были похожи на прекрасных птиц, величественных и свободных. Свободных… Вытянув вперед одну руку, посмотрела на татуировку, украшавшую палец, потом посмотрела на витиеватый узор на запястье другой. Ужасно — ни снять, ни стереть, разве что содрать вместе с кожей. Да нет, выглядело это все, в принципе, красиво. Узор был тонким, нежным, изысканным, как дорогое украшение. Почему-то вспомнила Мирэ, подумав, что она бы была в восторге от такого рисунка. Образ улыбающейся сестры возник перед глазами так ясно, живо, и накатившие на глаза слезы, преломившись на свету, заплясали сияющей радугой. На душе заскребло, как железом по стеклу.