Свет утренней звезды - Страница 41

Если до этого еще и были сомнения по поводу того, не пошутил ли Харр, когда сказал, что берет меня в жены, то после того, как увидела одежду, которую мне принесли, их и вовсе не осталось. Да у меня на Нарии не было таких платьев!

Легчайшая ткань, такая мягкая и нежная, что ее все время хотелось трогать руками, была расшита тончайшей паутинкой золотых и серебряных нитей с вкраплениями радужных бисеринок и драгоценных камней. Это был наряд, достойный супруги повелителя. Украшения, которые принесли девушки, я отказалась надевать, я бы и от платья отказалась, но, к сожалению, другого у меня не было. А вот от еды отказываться было выше моих сил. Она так пахла, что в животе невольно начала играть музыка. Так вкусно я не ела с тех пор, как покинула дом, и если бы я не знала, где нахожусь, то сказала бы, что попала в сказку. Со мной носились, как с редкой драгоценностью, едва ли не в рот заглядывали.

Интересно, как долго это будет продолжаться? Будут ли они смотреть на меня так же, когда я вставлю нож в сердце их хозяину? И что со мной будет тогда? Эта мысль меня мало занимала. Я устала бояться. Богиня смерти последнее время слишком близко и часто обжигала меня своим тлетворным дыханием.

Вирры наконец оставили меня одну, и я не придумала ничего лучше, чем сесть на подоконник, разглядывая странный мир, в который попала. За окном бушевала буря, серая и беспросветная, она закручивала песчаные вихри, накрывая город дымной пеленой. Сквозь непроглядное марево небес изредка прорывались лучи солнца, алые, словно вены с бегущей по ним кровью. Им было плевать на бурю и непогоду, они упрямо светили всем назло, даруя надежду, что когда ураган закончится, будет свет, будет солнце, и будет жизнь.

И я вдруг вспомнила слова Таис: «У меня можно все отнять, но даже тогда никто не в силах запретить мне верить. Ведь пока я верю, у меня остается надежда». Я улыбнулась. Вера и надежда — это все, что у меня осталось. Пока я жива, я буду верить. Эгла услышит мои молитвы, и однажды я еще буду счастлива. Тайрон заберет меня отсюда, он пообещал. А правитель Арзарии еще никогда меня не обманывал.

Дверь тихо отворилась, и в комнату послушным ручейком вплыли служанки.

— Госпожа, повелитель ждет вас, — улыбаясь, сообщили виры. — Мы пришли приготовить вас к ночи.

У меня похолодело внутри. Почему я решила, что меня сегодня оставят в покое? Когда же я перестану быть такой глупой и наивной? Ну конечно, что еще нужно от меня этому зверю, как не фунт моей нежной плоти? А для чего еще он мог взять меня в жены? Какая же я дура! Расслабилась, вместо того чтобы попытаться сбежать.

Вирры стали раздевать меня, облачая в прозрачный, как стекло, сартан, а я лихорадочно думала. Думала, думала, думала… и ничего умного не приходило в мою пустую голову. Оттуда со страху исчезли все мысли.

— Готово, госпожа, — пропела одна из девушек, закончив расчесывать мои волосы. Она смотрела на меня с такой завистью и счастливым восторгом, что мне невольно захотелось спросить ее, чему она радуется? Как можно по доброй воле делить ложе с таким чудовищем? Хорошо, что девушки взяли меня под руки и повели в спальню к оддегиру, потому что когда я замерла на ее пороге, ноги меня уже не держали. Зажмурившись, я сделала робкий шаг, а потом открыла глаза, ослепленная светом сотен свечей, которыми был уставлен пол.

Босой, в светлых брюках, белоснежной тунике без рукавов, распахнутой почти до талии, Ярл Харр мало напоминал жестокого воина пустыни. Солнцеликий бог — расслабленный и спокойный, он перебросил серебряные косы, затянутые в низкий хвост, через плечо, и прилег на постель, чтобы отдохнуть. Он согнул ногу в колене и облокотился на спинку ложа, закинув одну руку за голову, отчего мышцы на ней вздулись подобно переполненному бурдюку с водой. Демон так огромен и силен, что я вскидываю голову и сжимаю руки в кулаки, чтобы не показать как мне страшно на самом деле.

— Подойди, — голос оддегира такой же плавно-текучий, как и его завораживающий взгляд.

Но я не могу заставить себя двинуться с места, лишь с ненавистью смотрю в его сияющие ртутью глаза.

— Кто ты? — холодно спрашивает он, и его равнодушный и надменный вид развязывает мне язык.

— У вас видимо старческое слабоумие, повелитель, раз вечером вы не помните, что делали утром. Но я помогу освежить вашу память. Я ваша жена.

Глаза чудовища вспыхивают, подобно искрам из разгоревшегося кострища и он вскакивает с кровати так быстро, что я не успеваю проследить и понять, как с таким огромным ростом и весом можно двигаться так проворно.

— Ты заблуждаешься, девочка, ты моя рабыня, — низко протягивает он. — То, что я назвал тебя своей женой, не снимает с тебя этого, — он захватывает мою руку, и демонстративно подносит к моим глазам позорное клеймо, выжженное у меня на запястье.

— Раб тот, кто смирился со своей жалкой участью. А тот, кто борется — уже свободен, — как же мне хочется, чтобы он ударил меня за мою дерзость, покончил с моей бесполезной и искалеченной жизнью, как он это сделал с тысячами моих соотечественников, но вместо этого он смотрит на меня так пристально, словно пытается заглянуть мне в душу, а потом уголки его губ ползут в ленивой улыбке, и он захватывает мой подбородок в широкую ладонь.

— Кто ты, девочка? — в его голосе нет злости, хриплый и тягучий, он проникает мне в кровь огненной дрожью.

— Как все печально, — с вызовом смотрю в его напряженное лицо. — У вас с памятью совсем плохо? Только что вы сказали, что я ваша рабыня.

Широкие брови мужчины изумленно взлетают вверх, и в серебряных глазах загорается какой-то странный пугающий блеск. — Не боишься меня?