Свет утренней звезды - Страница 39

Иду по белым плитам дворца, чувствуя, как эхо собственных шагов дрожит, ошеломленно отскакивая от стен. Гетеры выскальзывают из комнат, испуганно взирая на мой жуткий вид. Я так и не переоделся. Рубаха и брюки почти высохли на мне, а обувь хлюпает, оставляя на полу мокрые следы.

— Где она?

Женщины, безмолвно склоняются предо мной, указывая взглядами на закрытую дверь. Я поднимаю руку, чтобы открыть ее и войти, но внезапно мне становится страшно. Мне?! Страшно!? Я медлю. Я колеблюсь. Я не знаю, что там увижу. Закрываю глаза, призывая вечных духов, а когда золотые тени вырастают вокруг меня мерцающими столпами, тихо прошу:

— Покажите мне ее.

Пыль времен осыпается на стены, открывая моему взору ту, что заставляет мою кровь бежать быстрей.

Девчонка сидит на окне, укутанная в ливень своих сияющих золотом волос. Отмыли. Хвала солнцу и небу. Ломкие руки скользят по стеклу, играя с прорывающимся сквозь тучи солнечным светом. Она протягивает ладошку, словно пытается поймать луч пальцами, алые губы вздрагивают, и ее лицо внезапно расцветает волшебной улыбкой. Чистой, светлой, искренней. Не помню, видел ли когда-нибудь такую. И этот взгляд… Я его знаю. Так мама смотрела на отца… Хочу, что б синеглазка смотрела так на меня. Хочу… Эгла, я хочу ее… Первый раз в жизни хочу женщину так страстно, отчаянно, так неистово. Я впитываю взглядом ее эфемерный силуэт, и на душу внезапно снисходит благодать. Там внутри так легко, так спокойно, как будто я дома, как будто я снова обрел свой Тэон.

— Принесите мне чистую одежду, — шепчу стоящим за моей спиной виррам. — И приготовьте мою спальню и жену к Первой Ночи.

Бесшумно развернувшись, иду к себе, не в силах сдержать улыбки. Еще немного, и дворец погрузится во мрак. Ночь ступит своей воздушной ногой на серебряные пески Оддегиры, а вместе с ней ко мне придет она — моя златокудрая тэйра, мой синеглазый призрак, моя жена…

Комната утопает в огнях и цветах, гетеры усыпали лепестками пол и кровать. На мне белые одежды — тонкие и легкие, они приятно холодят разгоряченное тело. Присушиваюсь к тишине, а затем слышу ее волшебные шаги. Их звук вколачивает в мое сердце танторы. Я жду… Знаю, что сейчас войдет она, и внутри начинает нестерпимо зудеть в предвкушении ее появления. Синеглазый призрак вплывает в комнату, озаряя ее, словно солнечный луч. В колышущемся свете сотен свечей золото ее волос похоже на жидкий огонь, плавно стекающий по хрупким плечам, тонкий сартан светится насквозь: льнет к пышной груди, струится вдоль гладких бедер, путается в стройных ногах. От вида ее обнаженной плоти, кровь приливает к лицу, в паху становится нестерпимо горячо и так больно, что мне кажется, если сейчас дотронусь до нее, то просто кончу, едва вдохну неповторимый запах ее безупречного тела. Перевожу дыхание, откидываясь на спинку одра, и с трудом произношу:

— Подойди.

* * *

Я очнулась от резкой боли, вонзившейся между ребер. Громкие голоса, шум, истеричный визг иглами впивались в гудящую голову.

— Тварь, грязная тварь, сука, — темноволосая стерва дергала ногой, пытаясь достать меня носком своей туфли, а скрутивший ее в кольцо сильных рук Тахар оттягивал от моего лежащего на полу тела.

— Наиле, успокойся, — рявкнул Тахар.

— Успокоиться!? — взвизгнула она. — Ты посмотри, что она сделала с моим лицом? Тварь. Прикажи убить ее!

— Я скажу слугам, чтобы выпороли ее.

— Слугам? — истеричка начинает плевать слюной, превращаясь в остервенелую гидру. — Я хочу чтобы ее наказали в тотаме!

— Хорошо, два удара кайра будут ей хорошим уроком, — соглашается Тахар.

— Два!? Тебе кто дороже, родная сестра или жалкая рабыня? Она изуродовала мне лицо. Как я покажусь в таком виде повелителю? Пусть кайр даст ей десять плетей!

— Наиле, она не вынесет десяти ударов.

— Мне плевать. Если ты этого не сделаешь, я пожалуюсь на тебя Ярлу.

— Ладно, не ори, — Тахар хлопает в ладоши, и меня подхватывают под руки, волоча куда-то вниз по ступеням, а потом вдоль по улице. Я плохо вижу, куда меня несут. Голова кружится, а перед глазами летают желтые мухи. А еще песок… так много песка… Он забивается в нос, в рот, скрипит на зубах, мешая дышать. Меня вносят в круг, засыпанный песком, с высоким гладким столбом посредине, и швыряют наземь.

— Десять ударов, — произносит один из слуг.

Крепкие руки в кожаных перчатках вздергивают меня с земли, а затем вокруг моих запястий смыкается металлических холод наручников. Мужчина подтаскивает меня к столбу, приковывая к нему цепью. Затылок ужасно болит, так что трудно повернуть голову. Ноги, пока меня волокли, стерлись до крови, под ребром саднит. Краем глаза я вижу, как здоровенный мужик раскручивает толстую кожаную плеть.

Мне страшно. Эгла, мне так страшно…

Я глупая. Потому что в этот миг я думаю, что выдержу и это испытание судьбы. Я не стану скулить и просить пощады. Демоны, погубившие мой народ, никогда не увидят моих слез. Но, боги, как же я наивна, потому что когда кнут касается моей спины, боль разрывает меня напополам. Такое чувство, что мне перебили хребет. Слезы градом льются из глаз, я прокусываю губу, так, что рот наполняется соленым привкусом собственной крови.

— Довольно, — звучит чей-то резкий голос, и я благодарю всех богов за то, что пытка закончилась. Я пытаюсь вдохнуть воздух глубже, но боль мешает, и все, что я могу — дышать рваными, короткими глотками.

Что-то странное происходит за моей спиной. Я слышу мужские голоса. Кажется они спорят о чем-то. Время тянется так медленно, а боль в спине все сильнее.