— Что такое банхаш? — спросила я, облегченно вздохнув, как только одноглазый быкообразный мужик исчез.
— Банхаш, последний кон на Кархаде, на нем выставляют самый ценный товар. Похоже, Ганур попытается сорвать на тебе куш.
Перспектива, что меня выставят на продажу, как овощ на базаре, не просто ввергла в уныние, она раздавила меня, словно каблук сапога — жука, неосторожно проползшего у него на пути. Женщины, приставленные следить за мной, хорошо знали свое дело. Они бродили за мною повсюду, точно тени, угадывая и предвосхищая мои желания. Стоило сесть, одна тут же падала на колени, массируя мои ступни, а другая, устроившись сзади, мяла мне плечи и шею. В конце концов мне надоело сопротивляться, и я позволяла им делать то, что приказали. Мое тело после купания смазывали каким-то пахучим маслом, ногти на руках полировали до жемчужного блеска, волосы расчесывали так тщательно и долго, пока они не начинали искриться и сверкать. За пару дней сок с них немного смылся, и теперь они были не фиолетовыми, а скорее сиреневыми. И это все больше и больше радовало Таис. Она говорила, что их оттенок становится еще необычнее и красивее.
Одноглазый бык появлялся в шархаде по несколько раз в день, и регулярно подходя ко мне удовлетворенно цокал языком, ощупывая мое лицо, тело, волосы. Мне было все равно, абсолютно все равно. Я умерла, угасла, как догоревшая свеча. Не было ни сил, ни желания думать о чем-то, противиться свалившемуся на меня року, и говорить с кем-либо у меня тоже не было охоты. Таис наверное поняла, что я сломалась, потому что каждую ночь она ложилась рядом, обнимая и ласково гладя меня по голове, и тогда я давала волю слезам. Становилось легче. Ненадолго. Ровно настолько, чтобы я могла уснуть. А утром, серая мгла снова обрушивалась на меня своей неподъемной тяжестью. Время пролетело так быстро, что я и не заметила. Ночью, накануне Кархада, я вышла во двор, усевшись на ковры перед бассейном. Моя бессонница под луной была такой безмятежно-одинокой. Желтая предательница лениво пила мое зыбкое спокойствие, воскрешая в памяти образы ушедших дней. Сколько лун я проводила вот так на Нарии, сидя на подоконнике у раскрытого окна, и считая звезды на небе. Сколько лун мне еще осталось? Я не знала, что готовит для меня завтрашний день, да по большому счету это было и не важно. Я точно понимала одно — ничего хорошего в моей жизни уже не будет.
— Лора, ты что здесь делаешь? — тихий голос Таис вывел меня из накатившего оцепенения.
— Смотрю на звезды, — вздохнула я.
— Хочешь загадать желание? — улыбнулась она.
— Какое желание?
— На падающую звезду. Говорят, если успеть загадать желание до того, как свет звезды погаснет, то оно обязательно сбудется.
Глупо, конечно, я знаю, что это все девичьи фантазии, как те, что рассказывала мне Мирэ, но я вдруг поверила, что сказки иногда тоже сбываются. Долго и напряженно я всматривалась в небесную вязь, ожидая яркого полета светила. А когда сияющий белый след прорезал черноту ночи, от всего сердца пожелала вернуть все назад. Вернуть матушку, сердито всплескивающую руками и журящую, что веду себя неподобающе, вернуть отца — хоть еще разок взглянуть в его синие глаза и услышать мягкий, бархатный баритон. И Мирэ… мою глупую, родную, любимую Мирэ. Я так отчаянно и безнадежно хочу их вернуть…
— Ты снова плачешь, — Таис нежно провела рукой по моему плечу.
— Прости. Родных вспомнила, — я вытерла скатившиеся слезы и посмотрела на подругу. — С тобой я тоже вижусь последнюю луну.
Девушка грустно понурила голову. — Ты права, я не подумала об этом. Завтра нас продадут, и мы больше никогда не увидимся.
— Я хотела поблагодарить тебя. Ты мне заменила мне моих родных. Рядом с тобой я не чувствовала себя такой слабой и одинокой.
— Все будет хорошо, Лора, — Таис захватила в ладони мои руки и заглянула в глаза. — Когда меня продали в первый раз, я тоже думала, что жизнь закончилась. Но, как видишь, жива и здравствую. Человек ко всему привыкает. Я верю, что однажды, Эгла улыбнется мне, и нить моей судьбы завяжется узелком с другой. Клубок моей жизни прикатится к счастливому порогу, где меня будут любить, оберегать, и где я буду свободна. У меня можно все отнять, но даже тогда никто не в силах запретить мне верить. Ведь пока я верю, есть надежда.
Мы так и уснули с ней, улегшись на подушки под открытым теплым небом, крепко обнявшись и прижавшись друг к другу.
А утро разбудило нас громкими криками ввалившегося в шахраз Ганура, в окружении десятка вирр. Женщины принесли ворох расшитых бисером и стразами полупрозрачных сартанов, тонких брюк, обуви и платков. Меня и остальных девушек стали тщательно готовить к Кархаду. После того как нас одели, а расчесанные волосы уложили красивыми волнами по плечам, виры принялись за лица. Не видела, как выглядело мое, но насколько смогла понять, то накрасили только губы и щеки, а Тае еще и повели глаза. Когда манипуляции закончились, одноглазый хлопнул в ладони, и все девушки поднялись со своих мест, выстроившись в длинную колону. Тая дернула меня со стула, взяв за руку.
— Вы станете в самом конце, — заявил Ганур, подойдя ко мне с Таис, и мы смиренно выполнили приказание.
Нас вели узкими длинными коридорами. Потом, всех остановили у высоких дверей и приказали набросить на головы платки. Ткань была темной, но полупрозрачной, так что дорогу было видно, а наших лиц — нет. Яркий солнечный свет и горячий дневной воздух ударили в грудь, как только нога переступила порог шахраза. Разглядывать местность из-под платка и из-за плеч идущего рядом конвоя было не очень удобно, но кое-что, я все же видела. Улицы были вымощены гладким серым булыжником, дома преимущественно двухэтажные, с желтыми черепичными крышами. Город жил своей привычной жизнью, наполненный жужжанием и суетой, он мне напомнил мой родной Асторн на Нарии. Люди почтительно расступались, завидев нашу процессию, а потом долго смотрели вслед, провожая любопытными взглядами.