Харр наконец закончил свой яростный монолог, поднял Тая высоко над своей головой, а потом просто отшвырнул в сторону, как кусок мяса прилипший к его рукам. Из глубины тела Ярла прорвалось золотистое свечение, и вырвавшаяся на волю волна силы буквально разбросала всех находящихся возле него по сторонам. Это было безумие, смотреть на которое у меня не хватало сил. А самое страшное, я понимала, что это только начало. Тайрон не остановится, и на Зэгре бой будет еще более ожесточенным и кровопролитным. И я не уверенна, захочет ли пощадить его Ярл на следующий раз. Сколько еще невинных жизней на алтарь своей ненависти сложат эти двое? Разве что…
Идея была такой внезапной и такой гениальной в своей простоте. Если Тайрон поймет, что вместе с Ярлом появлюсь я, он не станет нападать — побоится причинить мне вред. Его просто нужно предупредить. Подняв с земли стрелу, я срезала наконечником с затылка широкую и длинную прядь волос, а затем, накрутив ее на оперение, отбросила в сторону.
— Что ты делаешь? — разволновался Аэр.
— Тише. Так надо, — прошептала я духу. Золотые взирали на меня с благоговейным ужасом, и я пошла на откровенное вранье. — Это древний ритуал, чтобы остановить войну.
Сиэм недоверчиво покосился на отброшенную стрелу, потом на меня, потом на продолжавших вести яростный бой воинов.
— Что-то не похоже, чтобы это сработало, — бесцветно произнес Каан.
— Не так быстро, — попыталась оправдаться я. — В следующий раз обязательно сработает. Духи странно переглянулись, но промолчали.
— Я так понимаю, хозяин не должен об этом знать? — невозмутимо поинтересовался Каан.
— Нет, иначе ничего не получится, — судорожно сглотнув, умоляюще посмотрела на духа.
— Хорошо, — величественно кивнул Каан, и у меня вырвался вздох облегчения, потому что подлетевший ко мне в этот момент Ярл подхватил меня одной рукой и громко крикнул:
— Уходим.
Линии обороны оддегиров, повинуясь приказу, моментально стали сползаться к нам, выстраиваясь все тем же живым квадратом. Правда на этот раз его ряды значительно поредели.
— Аррэ, — крикнул Сарус, прижимая к груди раненого хрога. Колонны плотно сомкнулись и закрылись щитами.
Меч в руке Ярла раскалился добела, прорвал дыру в пространстве и мы попросту провалились в разверзшуюся под нашими ногами вращающуюся воронку.
Серебряный свет луны осветил суровое лицо Харра, усеянное бисеринками пота выступившими на его лбу и висках. Левая рука, в которой он сжимал меч, тяжело опустилась вниз и я заметила, как тягучие ручейки крови стекают по лезвию клинка на песок, окрашивая его бурым цветом. Рваная рана в плече выглядела ужасающе. Как он терпит такую жуткую боль? Мне вдруг захотелось плакать. Не знаю почему. Просто смотрела на него, и на глаза наворачивались слезы.
— Спасибо, — тихо произнесла я, вглядываясь в жесткие, но такие мужественные и красивые черты.
— Не беспокойся, твоего Видерона убьет собственная глупость, но не я, — криво ухмыльнулся Харр, блуждая напряженным взглядом по моему лицу.
— Он не мой, — тяжело выдохнула я, и, обняв Ярла за талию, затащила его в сумрак. Расстегнув на плечах ремни его нагрудника, осторожно разрезала ножом пропитанную кровью рубаху. Хотела промокнуть рану, но Ярл перехватил мою ладонь, прижав к груди.
— Не надо, Эя. Сейчас продет.
Линии параллельного мира обвили мощный торс повелителя оддегиров словно паутина. Он закрыл глаза и, откинув голову назад, сжал зубы, пропуская через себя исцеляющую силу сумрака. Разорванная плоть, пронизываемая тонкими нитями магии, срасталась прямо на глазах, и тем удивительнее было наблюдать за чудотворным восстановлением. Никогда не думала, что сумрак на такое способен. Через секунду на теле Ярла не осталось и следа от уродливой травмы. Я провела пальцами по абсолютно гладкой коже, желая убедиться, что мне это не приснилось, он вздрогнул, опустил голову, разглядывая меня странным, изучающим взглядом. Широкая ладонь коснулась моего лица, и он напряженно спросил:
— Опять посчитала, что смерть слишком легкое наказание для меня?
— Нет, — я отвела взгляд, потому что не было сил смотреть в его глаза, превратившиеся в сумраке в два бездонных омута. Я тонула в них. Умирала от желания почувствовать на губах его губы. Что он сделал со мной? Почему так хотелось его обнять и послать все и всех в глубокую бездну? — Я подумала, что тебе больно, а мне никогда не доставляло удовольствия видеть чужие страдания, — тихо произнесла я.
— Эту боль по крайней мере можно терпеть, Эя, — внезапно дрогнувшим голосом обронил Ярл.
Его пальцы осторожно приподняли мой подбородок, и мы застыли двумя затерявшимися в сумраке песчинками, зацепившись друг за друга взглядами, как за путеводную нить. Тонкий мир вился вокруг причудливыми узорами и кружевами, мерцал радужными всполохами, расцвечивая наши лица то в золото, то в лазурь, а мы все стояли и смотрели — молча, пристально, тревожно.
Я не знаю, что он искал в моих глазах, и о чем думал в этот момент, но я вдруг поняла, что потерялась. Абсолютно и бесповоротно потерялась в его взгляде, и не было ни сил, ни желания находить дорогу обратно. И это было больно. Нестерпимо. Действительно больней самого страшного ранения, потому что и умом, и сердцем я понимала, что не имею на это право. Я должна задушить на корню все свои чувства к этому человеку. Ради памяти всех тех, кого я так любила, я просто обязана это сделать. Разомкнув линии сумрака, я вышла с Ярлом на серебряные пески ночной пустыни.