Свет утренней звезды - Страница 14

— Забирай его себе, раз он тебе так приглянулся.

— И забрала бы, — ворчит Мирэ. — Ничего, после твоей свадьбы я тоже смогу найти себе красивого жениха. Нария войдет в Ррайд, и я стану выгодной партией для мужчин из знатных родов миров входящих в Альянс. Говорят, у правителя Халиккреи есть брат, и он ищет себе супругу. Я должна ему понравиться, — сестренка встает перед зеркалом боком, оглаживая свои упругие бедра, потом высоко поднимает руками грудь, и я захожусь веселым хохотом.

— Мирэ, ты невозможна! Думаю, в такой позе ты понравилась бы даже каменному истукану в долине духов, и он воспылал бы к тебе неземной страстью, а уж какой-то там брат правителя Халиккреи так и вовсе ползал бы за тобой следом, умоляя удостоить его одного только взгляда.

Мирэ недоуменно округляет глаза, а затем разглядывает свое отражение в зеркале и тоже начинает громко смеяться.

— Пойдем на площадь, — весело щебечет она. — Там уже столько народу собралось, скоро начнутся танцы!

Сегодня мой любимый праздник — Восход Нарии. Только в эту луну цветет удивительно красивый цветок, похожий на упавшую с небосклона звезду — наирелия, названный в честь моей родины. Его синие лепестки раскрываются ровно в полночь, загораясь искрящимся голубым светом. Легенда гласит, что его цветение дарует счастье и любовь всем тем, кто его видит, вот и собираются в эту ночь вокруг цветка все жители Нарии, чтобы согреться и искупаться в лучах его благодати. Весь город увешан благоухающими красочными гирляндами из эурезий, клоксов, урфиний, лоредронов, каменные мостовые усыпаны лепестками роз и гортензий, девушки и парни украшают свои головы душистыми венками, водят хороводы, поют песни, танцуют до самой зари, а потом пускают бутоны наирелии по реке, и ее воды превращаются в светящийся сияющий поток, несущийся в бесконечность.

— Да, сестренка, пойдем, не думаю, что мне еще когда-нибудь удастся поплясать с подругами до утра, вряд ли мой муж будет отпускать меня на такие праздники. Не знаю, когда в следующий раз я смогу попасть в Нарию.

Мирэ порывисто обняла меня, громко шморгнув носом. — Я буду скучать, сестренка.

— Я тоже, родная, — шепчу я, сглатывая горький комок. — Эй, хватит сырость разводить. Побежали веселиться, раз уж у меня на веселье осталось всего два оборота луны! Мы с Мирэ хватаемся за руки и несемся по белым каменным лестницам дворца, запуская под его своды звонкое эхо наших счастливых голосов.

Улицы заполнены людьми, на их лицах — радостные улыбки, отовсюду льются шутки песни, смех. В воздухе летают мыльные пузыри, и, словно снег, на наши головы сыплются мелкие, белые лепестки литории. Ближе к площади какофония голосов становится все сильнее, людей все больше, а музыка все громче. Нас с Мирэ подхватывает бурная людская река, вынося в круг хоровода. Мама с отцом, с бусами из цветов и венками на головах, выплясывают в самом центре. Папа подхватывает мать на руки и быстро кружит ее, запрокинув голову к небу, заливаясь смехом. Внезапно он останавливается, спуская маму с рук, напряженно всматриваясь в безоблачную высь. По его лицу ползет тень, сменяющаяся выражением ужаса, и я поднимаю глаза вверх пытаясь понять, что так испугало правителя Нарии.

По лазурному своду, усыпанному тысячами звезд, начинает расползаться багрово-карминная лужа, словно кто-то ранил небо и оно истекает кровью. Лужа становится все шире и больше, а потом из нее лохматыми клочьями начинают кучиться клубы красного тумана.

Они появляются из воздуха, словно материализовавшиеся духи. Высокие, широкоплечие, свирепые, затянутые в черные одежды, перевитые кожаными ремнями, увешанными заточенными, как лезвия бритвы, танторами и кордами. Их так много — черная, безжалостная орда, расползающаяся непроницаемой тенью, заслоняющая собой солнце и звезды моего мира. И впереди всех, как вестник смерти, верхом на гигантском желтом змее возвышался с исполин с серебряными глазами — правитель оддегиров, Ярл Харр. Даже если очень захочу, я уже никогда не смогу вычеркнуть из памяти это лицо, покоренная властью его жестокой красоты. Он поднимает высоко вверх свой огромный меч, потом делает резкий взмах, указывая острием направление, и замершая за его спиной армия, подобно сорвавшейся с гор лавине, устремляется вперед, сметая на своем пути все живое.

Воздух наполняется липким запахом страха и ужаса, рваными криками и безотчетным человеческим отчаянием. Боль и смерть внезапно врываются в мой звездно-синий мир, вспарывая его каленой сталью, протыкая стрелами, растаптывая копытами боевых скакунов. Рядом со мной пронзенный тантором, падает мальчишка, широко раскрыв голубые глаза, устремив застывший в вечности взгляд в высокое небо. Кто-то сбоку истошно кричит, а потом замолкает, повалившись на землю, сраженный несколькими стрелами одновременно.

Я не могу пошевелиться, оцепенело взирая на жестокое безумие, происходящее вокруг — мне кажется, что возле меня бушует ураган, и я нахожусь в самом его эпицентре.

— Эя, беги! — лицо отца возникает передо мной так внезапно, что я испуганно дергаюсь. Он размыкает линии сумрака, с силой заталкивая меня в параллельный мир, и мы проваливаемся в его топкие объятья.

— Папа, что происходит? — я испуганно обнимаю его, сглатывая комок, и даже не пытаюсь, вытереть струящиеся по щекам слезы. Но отец внезапно выскальзывает из моих рук, тяжело оседая на колени. Почему на моих руках кровь!?

— Беги, моя девочка, — шепчет папа. — Беги к Озеру Жизни, там наибольшее сосредоточение силы, там ты сможешь продержаться в сумраке, пока они не уйдут.